Мальчик и не заметил, как стемнело, а между тем из решётчатых ставен в столовой на улицу пробивался аляповатый жёлтый свет, рассечённые лучики которого медовой пыльцой оседали на разросшемся под окнами трапезной папоротнике. Он оказался у стен двухэтажного коттеджа, второй ярус которого представлял собой надстроенную задолго до его появления на свет мансарду. Уютный, хотя и не без доли роскоши, домик был выдержан в колониальном стиле. Аккуратная постройка, чьи фасады были отштукатурены и выкрашены белым, застенчиво пряталась за раскидистыми кронами тропических деревьев с замысловатыми гладкими стволами. Оливел угрюмо прикрыл за собой дверь, оставив сандалии на паласе из циновки, брошенном у самого входа. Юноша жутко проголодался и мечтал только о том, чтобы неприметно занять своё место за обеденным столом и накинутся на любое предложенное матерью кушанье, а затем попросить добавки и запихать за обе щеки полученною пищу с не меньшим азартом и рвением.
Стены гостиной, как и прихожей, были облицованы декоративным камнем с меловыми потёртостями на стыках, кухня же со столовой разительно отличались от этих помещений, они были обшиты панелями из выструганного кедра и поэтому создавали атмосферу спокойствия и умиротворённости. Из ничем не занавешенного арочного проёма доносился хрипловатый голос отца, тот вальяжно развалился на диване, потягивая что-то из приземистого стаканчика, напротив него разместился Ренье, он сидел в плетёном кресле из резного тикового дерева, закинув одну ногу на другую. Взбучки за позднее возвращение домой было не избежать, но Оливер всё же предпринял попытку оттянуть наказание и перебежками добрался до лестницы, где в конце концов и был настигнут воинственной матерью.
-Явился! Совести у тебя нет! Бесстыжий! У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло! Где тебя черти носят?- Нинель с крышкой от кастрюли в одной руке и мокрым полотенцем в другой нависла над сыном. Утомлённый обрушившимися как снег на голову злоключениями, мальчик непроизвольно зевнул, чем окончательно пресёк надежду на помилование. Мать разразилась гневной тирадой о легкомысленном поведении отпрыска и больно засадила полотенцем по заднице. Подобная мера воспитания странным образом оскорбила подростка, так что он посчитал нужным в отместку за ущемлённое самолюбие не отвечать на провокационный вопрос, избавив себя от унизительных оправданий. Оливер демонстративно развернулся и зашагал наверх, чувствуя за спиной тяжёлое дыхание обескураженной таким поведением сына Нинель. «Ну и поделом тебе,- бурчал себе под нос юноша,- мне не пять лет, чтобы меня шлёпать на глазах у дяди. Посадила бы под домашний арест, к примеру, или запретила смотреть телевизор, только не так вот хлестать по заду, как малолетку какого-то. В самом деле, мне уже пятнадцать, я можно сказать сформировавшаяся личность и не намерен терпеть постыдного рукоприкладства!»
И всё же Оливеру было не по себе от того, что он обидел мать. Она как-никак переживала за него, волновалась целый день, места себе не находила. Мало ли что могло с ним случиться. Когда объявляют штормовое предупреждение, нормальные люди носа из дома не кажут, а он запропастился куда-то в самый разгар стихии. Нет, зря он нагрубил ей своим молчанием.
Вымотанный и сбитый с толку, Оливер принял душ, сложи помятую и пропахшую водорослями одежду в корзину для белья и растянулся на кровати, слушая слёзное урчание в животе. С первого этажа доносился приятный шум: мать хлопотала у плиты, гремели керамические супницы и алюминиевые поварешки, Гаспар что-то увлечённо доказывал младшему, и может от того более застенчивому, брату, а он лежал на просторной кровати в полном одиночестве и никак не мог перебороть свою гордыню и спуститься вниз.
Так или иначе, мысленно юноша непременно возвращался к чудаковатому мальчику, встретившемуся ему на берегу, хотя сам был не прочь забыть об этом инциденте и погрузиться с головой в обыденность. Оливер уставился в потолок, по которому слонялись тени от листвы, невнятно шелестевшей за распахнутым окном. «Что с ним стало? Куда он мог исчезнуть? Я бы непременно заметил его, иначе и быть не могло, но он словно провалился сквозь землю или, если быть точнее, сквозь воду». Мальчик перевернулся, зарывшись ногами под покрывало, в комнате холодело, глянцевый воздух со двора постепенно скатывался со стен на пол, обливая помещение лёгкой морозной свежестью. Внизу что-то брякнуло, послышался задорный хохот и скрежет стульев о кафельную плитку. Оливер обречённо вздохнул, ему практически удалось изгнать из сознания образ тритона и отделаться от размытых очертаний мощного упругого хвоста, беспрепятственно скользящего вслед за человеческим телом.
В дверь постучали, и мальчик обеспокоенно приподнялся на локтях.
-Детка,- Нинель присела на краешек кровати, аккуратно погладив Оливера по голове.- Ты не должен держать на меня зла. Мне ли не знать, что ты стал совсем взрослый и не обязан отчитываться за каждый свой поступок перед родителями, это так, ведь ни я, ни твой отец, ни в коей мере не умоляем твой сознательности. Но сколь много мы бы тебе ни доверяли, ничто не заставит мать тревожиться о своём сыне меньше или больше того, что от природы заложено в ней.- Женщина примирительно погладила мальчика по плечу, и тот, в знак примирения прижал Нинель к себе, впервые осознав, что за хрупкая и ранимая фигурка была заключена в его объятиях. Видимо, он и впрямь прибавил в росте.- Приглашаю тебя к столу, дорогой.
Гаспар воевал со штопором: вскрывать раз в месяц бутылочку хорошего красного вина было давно устоявшейся традицией, и на этот раз не обошлось без торжественной откупорки горячительного напитка. Ренье вертел в руках изящный бокал, ножка которого была переплетена тростниковым волокном в дань местному колориту. Завидев племянника, он широко улыбнулся и заговорщицки подмигнул. Между этими двумя давным-давно сложились доверительные отношения, если Оливер был не по возрасту рассудителен и сонлив, то тридцати двух летний дядя отличался не солидной шкодливостью и оптимизмом. Они превосходно ладили друг с другом, раз за разом находя всё новые темы для разговоров и изобилуя идеями о том, чем бы на этот раз заняться на досуге. Ренье был хроническим отшельником и рыбаком, ничто не свете не могло заменить ему лодочных прогулок и спутанных сетей. На Антильских островах этот промысел не утратил былой востребованности, но и о жизни сибарита мечтать не приходилось. Хибитка дяди, расположенная на скате островного холма, ещё издали разила нищетой и холостятским запустением, но Оливеру нравилось проводить там время, сидя на плохо вычищенном полу около, раздуваемой неугомонным ветром, москитной сетки и следить за тем, как мускулистые руки Ренье шкурят борта старой лодки. Это был выносливый мужчина, рослый, на голову выше своего старшего, немного полноватого, брата и смуглый, будто впитавший в себя все дары солнечной системы. От того, с какой уверенностью и мастерством он брался за любое дело, Оливера бросало в дрожь. Именно таким он видел себя в будущем: крепким, неприхотливым, способным противостоять всем невзгодам, но при этом добродушным и лёгким на подъём. Когда Ренье, утомлённый долгой работой, выходил во двор и подставлял своё натруженное потное тело раскочагаревшемуся солнцу, оно начинало так соблазнительно блестеть, что юноша каждый раз в нелепом смущении отводил взгляд в сторону, чувствуя, как какой-то тягучий сгусток опускается в самый низ живота и трепещет там подобно райской птице.
-Совсем чокнулся, бедняга,- отец взгромоздил бутылку с вином в центр стола и всей своей грузной массой опустился на стул.
-Ты это о ком?- удивлённо спросила Нинель. Она, как и Оливер, только что присоединилась к ужину, а потому понятия не имела, о чём так горячо беседовали братья.
-Сегодня днём я опрашивал уцелевших, так вот один бедолага с пеной у рта убеждал меня, что на судне был русал, тоже что русалка, только мужского пола. Представляешь? Отменная чушь,- фыркнул Гаспар, зачерпнув из тарелки грибовницу и отправив ложку в рот.- Они и от курса отклонились специально, чтобы скорее причалить к берегу и явить свою находку миру… Я и говорю, сбрендил.
-Откуда такая категоричность? Я не узнаю тебя, приятель,- с едва уловимой неприязнью в голосе произнёс Ренье и устремил всполохнувший взгляд на дно бокала.
-Категоричность говоришь? А тебе эта белиберда по душе, как я вижу.- Отец, довольный своим едким замечанием, вернулся к блюду.
-Я хотел обратить твоё внимание лишь на то, что ты не в праве с такой уверенностью утверждать о том, чего и в помине не знаешь. Это абсурдно!
-А кто знает?- мужчина иронично огляделся по сторонам в поисках такого человека.- В самом деле, к чему мы обсуждаем эти сказки для недоразвитых? И ослу понятно, что всё это выдумки больных на голову!
-Гаспар!- осадила его жена.
-Не лестного ты обо мне мнения,- сконфуженно сказал Ренье, но на рожон лезть не стал.
Оливер озадаченно посмотрел на дядю, тот понуро теребил скатерть под столом. Что-то в этом задумчивом облике натолкнуло его на очередную вздорную мысль: « А что если его случайный знакомый и был тем самым… русалом?» Оливер поморщился и отодвинул от себя тарелку с ароматным супом. Аппетита как не бывало.
Стены гостиной, как и прихожей, были облицованы декоративным камнем с меловыми потёртостями на стыках, кухня же со столовой разительно отличались от этих помещений, они были обшиты панелями из выструганного кедра и поэтому создавали атмосферу спокойствия и умиротворённости. Из ничем не занавешенного арочного проёма доносился хрипловатый голос отца, тот вальяжно развалился на диване, потягивая что-то из приземистого стаканчика, напротив него разместился Ренье, он сидел в плетёном кресле из резного тикового дерева, закинув одну ногу на другую. Взбучки за позднее возвращение домой было не избежать, но Оливер всё же предпринял попытку оттянуть наказание и перебежками добрался до лестницы, где в конце концов и был настигнут воинственной матерью.
-Явился! Совести у тебя нет! Бесстыжий! У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло! Где тебя черти носят?- Нинель с крышкой от кастрюли в одной руке и мокрым полотенцем в другой нависла над сыном. Утомлённый обрушившимися как снег на голову злоключениями, мальчик непроизвольно зевнул, чем окончательно пресёк надежду на помилование. Мать разразилась гневной тирадой о легкомысленном поведении отпрыска и больно засадила полотенцем по заднице. Подобная мера воспитания странным образом оскорбила подростка, так что он посчитал нужным в отместку за ущемлённое самолюбие не отвечать на провокационный вопрос, избавив себя от унизительных оправданий. Оливер демонстративно развернулся и зашагал наверх, чувствуя за спиной тяжёлое дыхание обескураженной таким поведением сына Нинель. «Ну и поделом тебе,- бурчал себе под нос юноша,- мне не пять лет, чтобы меня шлёпать на глазах у дяди. Посадила бы под домашний арест, к примеру, или запретила смотреть телевизор, только не так вот хлестать по заду, как малолетку какого-то. В самом деле, мне уже пятнадцать, я можно сказать сформировавшаяся личность и не намерен терпеть постыдного рукоприкладства!»
И всё же Оливеру было не по себе от того, что он обидел мать. Она как-никак переживала за него, волновалась целый день, места себе не находила. Мало ли что могло с ним случиться. Когда объявляют штормовое предупреждение, нормальные люди носа из дома не кажут, а он запропастился куда-то в самый разгар стихии. Нет, зря он нагрубил ей своим молчанием.
Вымотанный и сбитый с толку, Оливер принял душ, сложи помятую и пропахшую водорослями одежду в корзину для белья и растянулся на кровати, слушая слёзное урчание в животе. С первого этажа доносился приятный шум: мать хлопотала у плиты, гремели керамические супницы и алюминиевые поварешки, Гаспар что-то увлечённо доказывал младшему, и может от того более застенчивому, брату, а он лежал на просторной кровати в полном одиночестве и никак не мог перебороть свою гордыню и спуститься вниз.
Так или иначе, мысленно юноша непременно возвращался к чудаковатому мальчику, встретившемуся ему на берегу, хотя сам был не прочь забыть об этом инциденте и погрузиться с головой в обыденность. Оливер уставился в потолок, по которому слонялись тени от листвы, невнятно шелестевшей за распахнутым окном. «Что с ним стало? Куда он мог исчезнуть? Я бы непременно заметил его, иначе и быть не могло, но он словно провалился сквозь землю или, если быть точнее, сквозь воду». Мальчик перевернулся, зарывшись ногами под покрывало, в комнате холодело, глянцевый воздух со двора постепенно скатывался со стен на пол, обливая помещение лёгкой морозной свежестью. Внизу что-то брякнуло, послышался задорный хохот и скрежет стульев о кафельную плитку. Оливер обречённо вздохнул, ему практически удалось изгнать из сознания образ тритона и отделаться от размытых очертаний мощного упругого хвоста, беспрепятственно скользящего вслед за человеческим телом.
В дверь постучали, и мальчик обеспокоенно приподнялся на локтях.
-Детка,- Нинель присела на краешек кровати, аккуратно погладив Оливера по голове.- Ты не должен держать на меня зла. Мне ли не знать, что ты стал совсем взрослый и не обязан отчитываться за каждый свой поступок перед родителями, это так, ведь ни я, ни твой отец, ни в коей мере не умоляем твой сознательности. Но сколь много мы бы тебе ни доверяли, ничто не заставит мать тревожиться о своём сыне меньше или больше того, что от природы заложено в ней.- Женщина примирительно погладила мальчика по плечу, и тот, в знак примирения прижал Нинель к себе, впервые осознав, что за хрупкая и ранимая фигурка была заключена в его объятиях. Видимо, он и впрямь прибавил в росте.- Приглашаю тебя к столу, дорогой.
Гаспар воевал со штопором: вскрывать раз в месяц бутылочку хорошего красного вина было давно устоявшейся традицией, и на этот раз не обошлось без торжественной откупорки горячительного напитка. Ренье вертел в руках изящный бокал, ножка которого была переплетена тростниковым волокном в дань местному колориту. Завидев племянника, он широко улыбнулся и заговорщицки подмигнул. Между этими двумя давным-давно сложились доверительные отношения, если Оливер был не по возрасту рассудителен и сонлив, то тридцати двух летний дядя отличался не солидной шкодливостью и оптимизмом. Они превосходно ладили друг с другом, раз за разом находя всё новые темы для разговоров и изобилуя идеями о том, чем бы на этот раз заняться на досуге. Ренье был хроническим отшельником и рыбаком, ничто не свете не могло заменить ему лодочных прогулок и спутанных сетей. На Антильских островах этот промысел не утратил былой востребованности, но и о жизни сибарита мечтать не приходилось. Хибитка дяди, расположенная на скате островного холма, ещё издали разила нищетой и холостятским запустением, но Оливеру нравилось проводить там время, сидя на плохо вычищенном полу около, раздуваемой неугомонным ветром, москитной сетки и следить за тем, как мускулистые руки Ренье шкурят борта старой лодки. Это был выносливый мужчина, рослый, на голову выше своего старшего, немного полноватого, брата и смуглый, будто впитавший в себя все дары солнечной системы. От того, с какой уверенностью и мастерством он брался за любое дело, Оливера бросало в дрожь. Именно таким он видел себя в будущем: крепким, неприхотливым, способным противостоять всем невзгодам, но при этом добродушным и лёгким на подъём. Когда Ренье, утомлённый долгой работой, выходил во двор и подставлял своё натруженное потное тело раскочагаревшемуся солнцу, оно начинало так соблазнительно блестеть, что юноша каждый раз в нелепом смущении отводил взгляд в сторону, чувствуя, как какой-то тягучий сгусток опускается в самый низ живота и трепещет там подобно райской птице.
-Совсем чокнулся, бедняга,- отец взгромоздил бутылку с вином в центр стола и всей своей грузной массой опустился на стул.
-Ты это о ком?- удивлённо спросила Нинель. Она, как и Оливер, только что присоединилась к ужину, а потому понятия не имела, о чём так горячо беседовали братья.
-Сегодня днём я опрашивал уцелевших, так вот один бедолага с пеной у рта убеждал меня, что на судне был русал, тоже что русалка, только мужского пола. Представляешь? Отменная чушь,- фыркнул Гаспар, зачерпнув из тарелки грибовницу и отправив ложку в рот.- Они и от курса отклонились специально, чтобы скорее причалить к берегу и явить свою находку миру… Я и говорю, сбрендил.
-Откуда такая категоричность? Я не узнаю тебя, приятель,- с едва уловимой неприязнью в голосе произнёс Ренье и устремил всполохнувший взгляд на дно бокала.
-Категоричность говоришь? А тебе эта белиберда по душе, как я вижу.- Отец, довольный своим едким замечанием, вернулся к блюду.
-Я хотел обратить твоё внимание лишь на то, что ты не в праве с такой уверенностью утверждать о том, чего и в помине не знаешь. Это абсурдно!
-А кто знает?- мужчина иронично огляделся по сторонам в поисках такого человека.- В самом деле, к чему мы обсуждаем эти сказки для недоразвитых? И ослу понятно, что всё это выдумки больных на голову!
-Гаспар!- осадила его жена.
-Не лестного ты обо мне мнения,- сконфуженно сказал Ренье, но на рожон лезть не стал.
Оливер озадаченно посмотрел на дядю, тот понуро теребил скатерть под столом. Что-то в этом задумчивом облике натолкнуло его на очередную вздорную мысль: « А что если его случайный знакомый и был тем самым… русалом?» Оливер поморщился и отодвинул от себя тарелку с ароматным супом. Аппетита как не бывало.
-
-
03.08.2011 в 20:54ушла читать
-
-
03.08.2011 в 21:01-
-
03.08.2011 в 21:07-
-
03.08.2011 в 22:31